– За то, что мы не искали тебя после того, как ты упал со скалы. Подумали, ты покойник.

– Не могу сказать, что я больно-то обиделся на вас. Я и сам был почти уверен, что я покойник. Это мне нужно было вас искать.

– Да. Наверное, нам следовало поискать друг друга. Но я догадываюсь, что ты привык быстро избавляться от надежд. Жизнь учит рассчитывать на худшее.

– Надо смотреть правде в глаза.

– Это точно. Но все обернулось хорошо. Ты снова с нами.

– Да. – Логен вздохнул. – Мы снова на войне, у нас мало провианта, и мы бродим по лесам.

– По лесам, – недовольно повторил Тул и ухмыльнулся. – Неужели когда-нибудь устану от этого?

Логен отпил из фляжки, вернул ее Тулу. Тот тоже сделал большой глоток. С минуту они молча сидели рядом.

– Я не хотел этого, Тул. Ты сам знаешь.

– Конечно не хотел. Никто из нас не хотел. Но это не значит, что мы это не заслужили. – Тул положил свою большую руку на плечо Логена. – Если надо будет поговорить, я рядом.

Логен смотрел, как Тул уходит. Хороший человек Грозовая Туча. Ему можно доверять. Таких не много осталось – Тул, Молчун да Ищейка. Черный Доу тоже, конечно, в своем роде. Это почти обнадежило Логена. Почти заставило его радоваться тому, что он решил вернуться на Север. Он снова взглянул на вереницу людей и заметил среди них Трясучку, который смотрел на него. Логен хотел бы отвести взгляд, но не мог позволить себе этого. Так что он сидел на камне, и они смотрели друг на друга, и Логен чувствовал изливающуюся на него ненависть, пока Трясучка не скрылся за деревьями. Логен снова покачал головой и сплюнул.

Лишних ножей не бывает, говорил его отец. Если только эти ножи не направлены в твое сердце теми, кто тебя ненавидит.

Лучший из врагов

– Тук-тук.

– Не сейчас! – грозно выкрикнул полковник Глокта. – Мне надо закончить со всем этим.

Тут накопилось тысяч десять листов с признательными показаниями, которые нужно было подписать. Письменный стол скрипел под тяжестью этой кипы, кончик пера размягчился, как масло. Пометки красными чернилами походили на пятна темной крови, разбросанные по желтовато-тусклой бумаге.

– Черт подери! – рассердился Глокта, задев пузырек с чернилами локтем. Содержимое вылилось на стол, впиталось в кипу бумаг, капли падали на пол с неизменным досадным стуком.

– Еще будет время исповедаться. Много времени.

Полковник нахмурился. В воздухе явно потянуло холодом.

– Опять вы! И как всегда, некстати.

– Значит, вы меня помните?

– Похоже…

По правде говоря, полковник не мог толком вспомнить откуда. В углу комнаты стояла женщина, но он не мог рассмотреть ее лицо.

– Объятый огнем, Делатель упал… Рухнул на мост внизу.

Слова были знакомые, но Глокта не мог понять откуда. Старые сказки и прочая ерунда. Он поморщился. Черт подери эту больную ногу!

– Кажется…

Его обычная уверенность пропала. Комнату заполнил ледяной холод, он мог даже видеть пар от собственного дыхания. Он неуклюже приподнялся в кресле, когда незваный гость приблизился. Нога не замедлила отомстить острой, пронзительной болью.

– Чего вы хотите? – недовольно проговорил он.

В полосе света появилось лицо гостя. Это был Мофис из банковского дома «Валинт и Балк» собственной персоной.

– Семя, полковник. – Он растянул губы в улыбке, в которой не было ни капли радости. – Мне нужно семя.

– Я… Я… – Глокта сделал шаг назад и наткнулся спиной на стену. Отступать было некуда.

– Семя!

Перед ним предстало лицо Гойла, потом Сульта, потом Секутора, и все они требовали одного и того же:

– Семя! Я теряю терпение!

– Байяз, – прошептал он, плотно сжав веки, так что слезы покатились по щекам. – Байяз знает…

– Тук-тук, палач, – снова послышался свистящий голос женщины. Кончик пальца больно ударил его в висок.

– Если бы этот старый лжец что-то знал, Семя уже было бы у меня. Нет. Ты отыщешь его.

От страха Глокта не мог произнести ни слова.

– Ты найдешь его, или я разорву на части твое скрюченное тело. Так что тук-тук, пора просыпаться.

Палец снова вонзился ему в череп, впившись в плоть подобно лезвию кинжала.

– Тук-тук, уродец! – прошипел отвратительный голос в ухо Глокте, и его тщательно выбритую щеку овеяло холодным дыханием, так что она заледенела. – Тук-тук.

«Тук-тук».

Пару секунд Глокта не мог вспомнить, где он находится. Он резко выпрямился, отбросив простыни, и внимательно осмотрелся. Со всех сторон его окружали грозные тени, собственное прерывистое дыхание с хриплым свистом вырывалось из груди и отдавалось в голове. Потом все резко встало на свои места.

«Мои новые апартаменты».

В тихой летней ночи приятный ветерок шевелил занавески, проникая в комнату сквозь единственное раскрытое окно. Глокта увидел тень оконной створки, двигающуюся по оштукатуренной стене. Окно плавно закрывалось, потом распахивалось и снова закрывалось.

Тук-тук.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Сморщился, опустился обратно на постель и вытянул ноги, стараясь превозмочь судорогу, сводившую кончики пальцев.

«Или того, что гурки оставили от моих пальцев. Еще один сон, всего лишь сон. Всего лишь…»

Потом он вспомнил, и глаза его широко раскрылись.

«Король умер. Завтра мы выбираем нового короля».

Три сотни и еще двадцать бумажных листков безжизненно свисали с гвоздиков. Они стали мятыми, потрепанными, засаленными и неопрятными за прошедшие несколько недель.

«По мере того, как дело все глубже погружалось в дерьмо».

Многие листки были покрыты кляксами, исписаны гневными неразборчивыми пометками с добавлениями и вычеркиваниями.

«По мере того, как людей покупали и продавали, запугивали и шантажировали, завлекали взятками и обманывали».

Многие листки порвались в тех местах, откуда снимали воск, а потом снова запечатывали воском другого цвета.

«По мере того как вассалы предавали хозяев и нарушали обещания, равновесие тоже нарушалось, склоняясь то в одну, то в другую сторону».

Архилектор Сульт стоял перед листками, внимательно глядя на них, как пастушья собака на свое беспокойное стадо. Его белый камзол помялся, седые волосы растрепались. Прежде Глокта видел его только в идеальной форме.

«В конце концов, он должен узнать вкус крови. Своей собственной. Я бы посмеялся от души, если бы мне самому не было бы так горько».

– У Брока семьдесят пять, – шептал Сульт себе под нос, нервно потирая сложенные за спиной руки, затянутые в белые перчатки. – У Брока семьдесят пять. У Ишера пятьдесят пять. Скальд и Барезин – по сорок на нос. У Брока семьдесят пять…

Он снова и снова повторял шепотом цифры, словно они обладали магической силой, способной защитить его от зла.

«Или от добра».

– У Ишера пятьдесят пять.

Глокта с трудом заставил себя не улыбаться.

«Брок, потом Ишер, потом Скальд и Барезин, пока инквизиция и департамент верховного судьи бьются за оставшиеся голоса. Несмотря на все наши усилия, расположение сил осталось примерно тем же, как в начале этой нашей дьявольской игры. Но мы, возможно, еще можем захватить первенство и спасти себя от неприятностей. Пока не поздно…»

Глокта громко кашлянул, и Сульт резко обернулся к нему:

– У вас есть что добавить?

– В определенном смысле, ваше преосвященство. – Глокта постарался придать своему голосу все подобострастие, на которое он был способен. – Я недавно получил кое-какие тревожные новости…

Сульт насупился и кивнул на листки бумаги.

– Более тревожные, чем это?

«В той же степени по меньшей мере. Ведь кто бы ни победил на выборах, его торжество будет коротким, если неделю спустя сюда явятся гурки и разделают нас, как свиней».

– У меня есть сведения, что гурки готовятся вторгнуться в Срединные земли.

Последовала недолгая, но весьма неприятная пауза.